
Наши отношения с Ольгой – тот случай, когда можно сказать, что мы вместе съели пуд соли. Я увидела её первый раз в партийном отделе редакции «СР». Толкнулась дверь кабинета, а там за столом Анны Сьяновой милая девчушка: очки, кофточка ручной вязки. Читает свежую корректуру, даже голову не подняла.
Выпускница журфака
– Кто это? – спросила немного погодя у Анны.
– Внештатница наша, Оля Коновалова, теперь уже Овчинникова. Тоже выпускница журфака, как и ты.
Выпускница журфака разразилась на всю газетную полосу материалом о хлебе, приходила вычитывать в вёрстке.
Вскоре после этого в штате редакции появилась новая сотрудница, направили её в промотдел – та самая девушка в вязаной кофточке.
Взаимная симпатия
У нас с ней сразу обозначилась взаимная симпатия. Наверное, мы разглядели друг в друге то, чего не хватало в себе. Ольга серьёзная, вдумчивая, практичная, мягкая, я – полная противоположность. Но всё равно мы должны были встретиться по определению. У нас много соприкосновений, плывём на одной волне. Обе родились в сентябре. И даже есть одинаковые, не так уж часто имеющие место быть, особенно в нынешнее время, награды: звание «Золотое перо Севера» и высший знак союза журналистов РФ «Честь. Достоинство. Профессионализм».
Ольгино пианино
Вспоминаю, как однажды Ольга в обеденный перерыв затащила меня к себе в гости: «Тут неподалёку, дома никого».
Я чуть не задохнулась от восторга, увидев в гостиной чёрное пианино. Обычно предмет моей детской мечты гипнотизировал меня в домах культуры, на сцене концертных залов, а тут – просто невероятно – стоит в квартире! Значит, Оля ещё и музицирует?
– А то!
И, крутанувшись на банкетке, пробежала пальцами по клавишам. Мир перевернулся.
«Уронит ли ветер в ладони серёжку ольховую,
начнёт ли кукушка сквозь крик поездов куковать.
Задумаюсь я, и как нанятый, жизнь истолковываю,
И вновь прихожу к невозможности истолковать….»
Нам тогда казалось, что эта песня очень подходит журналистам. Ведь мы на страницах газеты тоже по-своему «истолковываем» для читателей и вместе с читателями все стороны жизни, все её направления, оттенки. И сколько бы ни писали, всегда останется чистый лист для новых изысканий.
Вот так у нас и сложился дуэт – не столь вокальный, сколь дружеский.
Вирши под одеялом
Нынешним летом июнь выдался холодным. Настроение на нуле. Мне не хватало тепла. Я всё лежала, задавалась вопросом: как выйти из депрессии? Может, вирши сочинять под одеялом? В голове завертелись мыслишки:
Вот и лето наступило, на термометре плюс 3
Я нарядов накупила в ожидании жары
Что наряды – мёрзнут ноги, хоть бы чаю кто подал.
Я лежу в своей берлоге из пуховых одеял.
Напечатала на мобильнике и отправила Ольге в Санкт-Петербург. Ответ пришёл мгновенно, с присущим моей подруге остроумием: «Поэт, он и в 3 градуса поэт». Это было тем смешнее, что я знала, какой из меня «поэт».
Заставила себя встать, одеться. Напекла блинов и прямо с тарелкой в руках пошла навестить внуков. По дороге думала, как ловко – одной лишь шутливой репликой – подруга выдернула меня из зимней спячки.
Ольга всегда была моим чутким барометром, но ещё чаще – сильным толкателем. Порой она лишь пошутит, а результат вполне серьёзный. Вот как она приучила меня посещать открытые партсобрания, которые я упрямо игнорировала, а это не приветствовалось руководством, старшие коллеги посматривали на меня косо. Я уже надевала пальто и тут в дверях она: «Значит, не придёшь на собрание?» «Не вижу смысла слушать пустую говорильню. И я не коммунист». «Как хочешь – твоё дело. Но учти, там принято обсуждать отсутствующих, повод всегда найдётся».
«Не плачь, обмозгуем…»
Её дружеская поддержка чувствовалась мной постоянно. В том числе тогда, когда влипла в историю с «американским флагом», хотя по факту это был обычный плед, только с символикой США. Покрывало купил у моряков на архангельской «толкучке» мой друг. Накануне я опрокинула на диван блюдце с вареньем. Утром, будучи на больничном, плед постирала, вывесила сушиться во дворе на верёвку между тополями (коридор в моей коммуналке был слишком узок для постирушек). И вот кто-то настучал в КГБ, дескать, что за безобразие, сегодня День Конституции СССР (роковое совпадение!), а у нас на ветру полощется американский флаг! Ко мне немедля нагрянул сотрудник отдела КГБ. А другой офицер в это время проводил беседу в редакции. Я сидела в слезах и страхе, меня предупредили, что вызовут, придётся давать объяснительную. Переживала и за друга. И тут в дверях обозначается моя маленькая умная Ольга: «Не плачь, сейчас всё обмозгуем…».
Финал истории хороший. Американский «компромат» изъяли и больше об этом не напоминали.
А что касается Оли, то бог, наверное, приказал ей опекать свою подругу пожизненно.
Вскоре, когда наступили 90-ые, одна из читательниц подала на меня судебный иск. В газете прошла моя публикация о начинающем банкире. А он, как всплывёт позже, собрав с вкладчиков деньги, исчез. Значит, виновата я: расхвалила мошенника, не указав, что материал написан на правах рекламы. Ольгу вызвали как свидетеля. Она в ту пору была моим завотделом. Мы сумели себя оправдать. Но…лучше бы не оправдываться. Любое разбирательство сопряжено с тратой нервов.
И снова музыка
Мой рассказ о нашей дружбе будет неполным, если не напишу ещё об одном эпизоде.
Обе мы уже не работали, когда со мной случилась беда. Потребовалась срочная и очень дорогая операция в клинике Микрохирургии глаза в СПб. Я до последнего держала это в тайне от подруги, не хотелось нагружать её своими проблемами и считала, что мне удобней снять номер в гостинице поближе к клинике. Но всё тайное становится явным. Ольга позвонила мне, и с присущим ей умением всё быстро расставлять по своим местам сказала: «Тебе лучше остановиться у нас, пока проводится обследование. Женя будет провожать и встречать на машине».
Всё так и получилось. Только с небольшим дополнением. Авторитетная в журналистском сообществе Ольга Овчинникова выхлопотала для меня через ФСЖ РФ материальную помощь – 20 тысяч рублей. А когда мои тревоги и страхи остались уже позади, я снова испытала чувство, похожее на восторг от Ольгиного пианино. Только мы сидели не в её гостиной, как много лет назад, а в Мариинском театре. Затем был музей Пушкина на Мойке, музей Достоевского, выставочный зал в Эрмитаже. А также многие другие заповедные и не заповедные места, где «ищут люди опору в том, что было давно».
…Я храню входные билеты от наших походов и экскурсий – как знак неувядающей дружбы с моей Ольгой.